Я дрался в Новороссии![сборник] - Глеб Бобров

- Я в гробу видал такие прогулки по нейтралкам, - резюмировал Коц, когда мы вышли на исходные. То есть, расселись по любимым качелькам во дворе гостиницы. Стенин пошевелил бородкой, сильно толкнулся ногами и взлетел в небо, я что-то промычал в знак полного согласия с Шурой. Фраза была пророческой.

Утром нас разбудил "вестник смерти", волонтер похоронной команды Виталик, со зловещим позывным "Дровосек":

- Ночью на Восточном трех стариков минами поубивало, поехали. Кто-то, садитесь в труповозку на гробы. Она у меня чистая, не парьтесь.

Старики лежали на той самой улице идущей вдоль железки, прикрытые домотканными половиками. Солнце уже припекало чувствительно. Если человек был полным, и куски его плоти полежат на горячем асфальте, солнце вытопит из них жир черным масляным пятном. Я вот не знал раньше. Теперь знаю, и вряд ли когда такое позабуду.

(1) Перес Реверта "Территория команчей"

Пять сигарет

Семеновка с ночи курилась разнообразными дымами - подожженая дворниками куча листьев, прибитая холодным и яростным ливнем.Машину мы бросили на многострадальном перекрестке, во дворе бывшего кафе "Метелица", точно напротив известных всему миру букв из нержавейки: "СЛАВЯНСК". Вместе с машиной оставался наш "одноразовый" водитель Руслан. Они тут все в последнее время стали недолговечными - день поработаешь, а утром он за тобой не приезжает. И вообще, исчезает с радаров и из города. Видать, после наших пресс-туров люди лишаются последних сомнений и надежд.

Наше двухнедельное отсутствие не пошло придорожному общепиту на пользу - из стен "Метелицы", как огонь, торчали языки теплоизоляции. Вокруг валялись хвосты от мин, осколки, окровавленные клочья брезента и камуфляжа, гильзы и куски сайдинга, через которые вполне можно было отбрасывать макароны - столько там было мелких дырочек.На фронтоне кирпичной автомойки зияла дыра от танкового снаряда. Били практически в упор,по прямой.С такого расстояние выстрела из танка не слышно, каждый "бах" - в тебя и для тебя.Наслаждайся войной и фатумом.

Торопливо распихал по карманам две пачки сигарет - воздух без никотина здесь похож на марсианский или высокогорный. Гоняешь его взад-вперед пересохшей носоглоткой, и никакого удовольствия.Потом, в бездонных штанах исчезает крошечный фонарик, редакционное удостоверение, горсть барбарысок -мощное, почти колдунское коммуникативное средство, запасной аккумулятор от камеры, ручка и блокнот. Кажется,все. Рюкзак со всем добром - от денег до документов, бросаю в багажник нашей машины. Бегу вниз по пологому склону вслед за товарищами, на ходу примечая тонкости их перемещения. Бросок через шоссе. В ловком прыжке, упругой, разведчицкой походкой пересекаем насыпь железной дороги. С одного конца на железке наш блок-пост "тридцатка", с другого - блок "химик". Мы пока в тылу, но могут стрельнуть и свои, поэтому не нужно лишний раз торговать своей тушкой на линии огня. Так я понимаю маневр нашего сталкера. Нас ведет Андрей Стенин. Мужество его, хитрость и осторожность выкормлена в сырых подвалах Семеновки ядовитыми миражами страха, среди волглых одеял и сморщенной прошлогодней картошки. Образ его и бородатый лик вылеплен бритьем при свечке, с тусклой золотистой крышечкой от домашней консервации вместо зеркальца. Поспешаю по высокой траве, не забывая глядеть под ноги, и думаю, что этот Стенин странный и подозрительный тип. Во-первых, у нас фамилии отличаются на одну букву. Во-вторых, уже много лет я встречаю его то в Ливии, то в Сирии,то в мятежном Каире в лагере братьев-мусульман окруженном армией. То на Майдане или в Крыму.Ходит за мной как приклеенный...Иногда делает фотоснимки. Часто в темноте и без вспышки.Зачем?

Окраины Семеновки,степенью своего несчастья ничем не отличались от виденного в ливийском Адждаби, чеченском Сельментаузене или в сирийской Дарайе. Лишь скорби мое сердце рождало больше - брошенный хлам в заваленных хатах состоял из привычных,родных образов....Вот такой алюминиевый фонарик у меня был в детстве, батарейки потекли, замучился выковыривать ножницами соли и ржу из витой пружины... и красный пластмассовый конь с белой пышной гривой, как одежды святых с византийских икон, не раз возил меня и в атаку, и на канадскую границу, когда мы нарвались на засаду индейцев-команчей...Старенький приемник "ВЭФ", ныне припудренный кирпичной пылью, я тискал ночами, как девицу, пытаясь поймать любимую французскую миссионерскую станцию, вещающую для Микронезии.

Только стоя по колено в брошенных вещах, понимаешь остро один из христанских постулатов - нагим пришел в этом мир, нагим и уйдешь. Крестик - деревянный, венчик - бумажный, в подушке - стружка от гробовых досок, а все остальное тлен и суета.

В одной из битых хат, на полу кухни, лежал свернувшись калачиком рыжий пес с обрывком цепи на ошейнике, растянутом страшным, предсмертным усилием. Пес был жив, худые бока чуть дрожали. Он нас не слышал - контузило сильно, мина приземлилась во в дворе, в десятке метров от его будки. Вход в кухню был завален поехавшей кирпичной стеной и я протискивал объектив камеры между частоколом битого стекла.Стекло сыпалось вниз хрустальным водопадом, но пес не шевелился. Снимал длинные статичные планы с двух, с трех ракурсов. Снимал и думал, что этого несчастного пса в Семеновке, уже ни что не переплюнет по эмоциям. Так уж устроен современный человек стоящий на пороге Страшного суда. Положи перед ним на одеяльце десять трупиков младенцев и одного сбитого машиной котенка...Положи и спроси - кого тебя жальче? А? Через три дня мне на почту пришло письмо от каких добрых, но сильно ****утых людей с иной парадигмой сознания. Они посмотрели сюжет из Семеновки и слезно просили вывезти песика,хоть на специальном санитарном вертолете, они оплатят. То, что в том же сюжете, и на соседней с песиком улице под бомбами пока еще жили двухлетний Антон, пятилетняя парализованная Вера и ее сестра-близняшка Люба, эти люди как-то пропустили мимо своего милосердного сознания. Я не стал отвечать на письмо, просто стер его из почты, но ощущение, след от склизкого червя проползшего между лопаток к затылку, осталось на всю жизнь.

Через несколько минут, на улице перегороженной противотанковыми ежами, мы встретили Любу, катавшую в коляске Антона. Я думал, это мираж, бред...такого здесь не может быть. Но картинку повторил без искажений мониторчик камеры и я развел и широко замахал левой рукой притормаживая Коца,Стенина и Евстигнеева - чтобы хотя бы 30 секунд не лезли в этот феерический план. Справа и слева от меня защелкали затворы фотоаппаратов - все работали, пытаясь оцифровать пронзительность, превратить трогательность в форматы ДЖПГ или МКВ. И еще мы хотели спасти этих детей, вот только их родители не хотели спасаться. Подвала у них не было и они просто ждали смерти, лежа на полу в доме. Может быть они были умнее нас, и просто не видели никакой разницы между этим миром и тем.И вот попробуйте их опровергнуть.

Стенин стрельнул у меня очередную сигарету и заявил:

- На передок надо идти, к чайхоне. С Боцманом поздороваться и Кирпичом.

Мы были не против, я лишь спросил:

-Далеко ли до передка, как вы изволили выразиться? Километр? Два?

Стенин сказал, как отрезал:

-Пять сигарет.

Что он имел в виду никто не понял. То ли это был размер бакшиша за точные координаты, то ли к пятой выкуренной мы придем на место. Курили мы много, и как не толкуй слова Стенина, выходило, что идти недалеко.

Беседа с Боцманом и его напарником Гоги скомкалась в самом начале.

Где-то далеко от нас захлопал тракторный пускач и на низеньких оборотах заработал дизель.

- Танк завелся, быстро-быстро за мной, я первый, Гоги - замыкай.

Через десяток секунд мы ссыпались в сырой погреб.

- По стеночкам, прижались. Да не жопой, а яичками. Мясо отрастет,а яички обычно не отрастают, пока такие казусы науке не известны - с шутками и прибаутками Боцман сортировал свалившихся ему на голову некомбатантов. Я стоял, уткнувшись носом в серую беленую стену, которая пахла моим восхитительным детством -погребом с бабушкиными компотами и вареньями. Где в банку с абрикосами слоями укладывались ядрышки бобков, на вкус ни чем не отличающиеся от экзотического миндаля.И еще я думал, что со стороны, все это напоминает концовку "Ведьмы из Блэр", где непослушных и непутевых детишек так же расставляли по стеночкам подвала. Я скосил глаз, посмотреть - нет ли где отпечатков кровавых ладошек, но тут наверху грохнуло, и сноп осколков подмел двор.

- Я так и думал - с каким-то восторженным удовлетворением сообщил нам Боцман, - охотит вас. Маякнул кто-то. Сейчас похуярит нам последних журналистов... Сидим здесь, пока он не отстреляет половину карусельки, потом наверх, за мной. Гоги замыкает. Минут десять у нас будет. Он, падла, хитрый, весь боезапас не расстреливает, знает, что мы его нахватим рано или поздно.